Идея путешествия как средства рождения мифов и поэтических образов была развита российскими писателями и исследователями И. Сидом, В. Головановым, А. Балдиным и др. Россия — огромный материк, нуждающийся в прочтении, или, напротив, образном освоении пространства в литературном жанре путешествия, которому «доступны все формы — от короткого очерка до протяженного, точно кругосветное странствие, романа» [2]. Можно полагать, говорит В. Голованов, что «геопоэтика — это особый метод письма, подобный путевому дневнику интеллектуала, или особый вид литературоведческих изысканий, сфокусированных на том, как Пространство раскрывается в слове — от скупых, назывных упоминаний в летописях до сногсшибательных образно-поэтических систем» [5].
Размышляя о судьбах современной культуры в путешествии по Сибири, В. Голованов создаёт образ российской глубинки как пространства абсолютной свободы. В городе господствует быстрый ритм жизни, «наркотическая тяга» к сильным эмоциям, удовольствиям, практическое мировоззрение. «Стоит преступить некую грань, которая чем дальше, тем тоньше делается во всём — в политике, в искусстве, в повседневной жизни, — как города превратятся в зону бедствия, в зону эпидемии, или войны, или иного какого-нибудь проявления человеческого Безумия…» [7, с. 126]. Олицетворением вечности является лес: «Тебя могут задавить инфляцией и превратить в комок задушенного рыдания необходимостью работать сразу на четырёх работах, но ты был в лесу, и ты знаешь, что человек свободен» [7, с. 126]. Потому жизнь в сибирской глубинке, одухотворённая гармоничным существованием в естественном, природном мире наиболее соответствует жизни истинного поэта. Путешествие рассматривается как форма бегства от бессмыслицы, средство обретения себя, источник творчества. Здесь возникает образ острова, который расположен уже не в столице, как это было в литературе XIX в., а в далёкой северной провинции, лишённой благ цивилизации. В. Голованов пишет: «Остров из средоточия опасностей превращается в территорию спасения, становится последней возможностью уцелеть, отыскать истинно человеческие отношения, прикоснуться к величию природы» [6, с. 21].
Эта тема представлена и в вятском тексте. Кировский писатель П. Маракулин путешествует по северу Кировской области и передаёт свои впечатления в цикле очерков. «Вятский Робинзон», как сам писатель себя называет, покидает город добровольно. Он ощущает себя путником, исследующим Вятскую землю, где сохраняются острова первозданной северорусской природы, в которой вызревал вятский, «исконно русский» характер и культура. Для очерков П. Маракулина характерна поэтизация природного мира, в котором и у щенка и у гриба есть «нежный возраст»; пантеистический взгляд на мир: «Есть искус непобедимого любопытства…, когда хочется подсмотреть, как природа затаилась. Когда птицы ещё не проснулись, а ветер только расправляет свои крылья. Именно в такие минуты почему-то думается: может быть, природа и есть тот бог, о котором мы говорим и спорим вот уже тысячу лет?» [14, с. 32].
В «Записках вятского Робинзона» очерчиваются границы исследуемого северного пространства. Природа здесь совершенно иная, чем где-либо в крае, ибо тут уже система водоёмов по другую сторону северного водораздела» [14, с 302], она рождает поэтические образы «берёзового» или «журавлиного эльдорадо». Не менее важным являются и культурные смыслы, связанные с именами выдающихся исторических личностей и событиями, образующими местный миф. Русский Север рождает сильных духом людей, говорит путешественник: здесь, в деревне Лодейно — родина маршала Конева. Знаком уникальной северорусской культуры является деревянная «чудо-церковь», расположенная на берегу огромного Кайского болота, сработанная топором, без единого гвоздя. Путешественник ощущает себя причастным к событиям далёкого прошлого, так как эти места сохранили память об освоении русским населением пространства Севера и находятся на древнем пути первопроходцев из Великого Устюга. Дорога с Реки Юг до реки Моломы с незапамятных времён была волоком, по которому ушкуйники «волочили» свои лодки-ушкуи, чтобы весной во время разлива рек перебраться из одной системы в другую. Потом волок расширили и вымостили для торговли устюжан с вятчанами.
Мода на туризм заставляет осваивать новые, интересные с исторической точки зрения маршруты, а в путевых очерках рождаются яркие метафоры, мифы культурного ландшафта, способные привлечь к нему внимание. Историческая значимость родного края осознаётся местными жителями, которые предлагают сделать древний путь из Великого Новгорода (через Устюг) в вятские земли конным туристическим маршрутом. «Ведь по этой первобытной и красивой дороге пришли наши прямые потомки — новгородские первопоселенцы, дав вятчанам характерный диалект, культуру земледелия, внешность и особую страсть мужчин к рыбной ловле и охоте. Здесь историей пахнет каждый метр пути, облитого потом монахов и крестьян, ямщиков и купцов» [14, с. 303].
Северные районы Вятского края, граничащие с коми, — самобытный пример взаимопроникновения русской культуры и культуры коми. От коми приводят лаек-«зырянок» (русско-европейская), мороженые пельмени, варежки и носки из цветной шерсти, приёмы охоты. От вятчан коми взяли гармонную игру, плотницкое мастерство и рукоделия.
Вятская, чисто русская культура, говорит П. Маракулин, родилась в гармонии с естественной средой. Вятская печь, глиняная посуда, валенки, баня с вениками, самовар — всё это является символами местного культурного ландшафта, создаваемого в гармонии с ландшафтом природным в процессе многовекового«естественного отбора». Отчасти эти традиции не утеряны. Описывая изделия нижнеивкинского гончара, П. Маракулин поэтизирует труд современных мастеров: «Он, чародей, чтобы поддразнить мою полную счастливого детства память, делал миниатюрные горшочки для запекания мяса, глиняные плошки для оттапливания свиных шкварок к блинам и оладьям, но пиком его ремесла были горшки с носиками, прообраз кувшина» [14, с. 143].
Источником географических образов зачастую становятся именно детские воспоминания и впечатления. По словам писателя З. Зиника, степень смещения двух географий может являться мерой поэтизации действительности, образуя «ностальгическую географию»: «Мы пытаемся совместить внутренний компас памяти, со странной, чуждой нам реальностью вокруг» [10]. Создавая образ тылового Кирова, А. Лиханов пишет: «Дело в том, что в моём детстве, — действительно всё было лучше. Например, цвело больше одуванчиков они росли рядом с тротуарами, рядом с дорогой, и когда ты шёл по городской улице, тебе казалось, что ты идёшь по солнцу» [13, с. 273].
Публицистические произведения В. Крупина, написанные в результате его путешествий на родину, в Кильмезь, близки переживаниям паломника. Однако это не паломничество в традиционном смысле, но путешествие из богооставленного мира столичной жизни в сакральное пространство родины, в пространство «вечности». Писатель живёт в Москве и духовным смыслом наделяется само географическое расположение Вятки: «Как хорошо получилось, что родина от меня на востоке, что, стоя перед иконами алтарей и перед домашним иконостасом, я обращаюсь не просто к ожиданию пришествия Христова, но и к родине» [12, с. 143]. Дороги паломника образуют крест, а путешествие есть «молитва о спасении отчей земли». Видя разрушение вятской деревни, заброшенные святыни, бездуховность постсоветской действительности, писатель утешается Священным Писанием: «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» [12, с. 90]. Северная природа становится символом корабля спасения: «неслись лёгкие морские облака, так же клонились им навстречу мачты деревьев, так же серебрились зелёные паруса берёзовой листвы» [12, с. 136].
В этой сакральной картине мира особенное место занимает образ реки как символ связи времён: «ушёл глубже ко дну, достал его — обломки резного дерева попались под руку; зрение памяти показало мне деревню у реки, девушку по колено в воде, деревянных и глиняных божков всех времён года, всех обычаев и ожиданий» [12, с. 69]. Образ реки в сакральной картине мира русского Севера архетипичен: река соотносится с областью смерти, и любое передвижение в этом локусе религиозно-мифологического пространства равносильно реальному переживанию смерти, или испытанию морем — смертью. Для человека, живущего в согласии с миром, морская смерть оборачивается спасением, перерождением. У В. Крупина эти смыслы конкретизируется в христианской символике. Погружение в воды Кизерки — реки детства — и, особенно, Вятки есть купание в священной купели или погружение в Крещенские воды [12, с. 90]. Берег Вятки напоминает священный пейзаж сотворения мира: «Содрогаясь я вошёл в воду и трижды погрузился» [12, с. 96].
В российской метагеографии река является важнейшим символом. «Градоречие» — с помощью этой метафоры Н. Замятина определила сущность России с её городами, построенными на берегах рек: «есть города над-речные, есть из-речные» с обязательными взъездами, спусками, взвозами [9]. Ось симметрии российского мета-пространства [3]. Волга как символ рождения, Родины, «исток Волги на селигерской возвышенности находится буквально в эпицентре рождения всех славянских вод» [8]. Речная сущность волго-вятской России определила местную ментальность. Так, по мнению, В Крупина, река повлияла и на характер вятского человека: спокойный со стороны, но напряжённый, сильный, неостановимый.
«Серебряная река» Вятка издавна была источником поэтических образов. Размышления в речном путешествии по Вятке на теплоходе «Иван» запечатлены И. Афанасьевым в путевом очерке начала XX века. Путешественникам видится особая поэзия в вятских перекатах, причиняющих в плавании столько неудобств. Один из них вспоминает своё плавание на теплоходе «Николай» и вынуждённую задержку на «Мелядинском» перекате: «Стояла тихая лунная ночь. Вода серебрилась и искрилась от лунных лучей. Задумчиво и молчаливо стоял на берегу сосновый бор, много видевший разных видов на воём веку, начиная с новгородских «ушкуйников», прокладывавших культурный путь в неведомый тогда вятский край» [1, с. 1036]. Традиция речных путешествий, становящихся источником природно-культурных образов, отражённых в тексте, не прерывается. Интересно речное путешествие, предпринятое в 1998—2001 гг. вятскими туристами-водниками, в результате которого появилась книга А. Вылегжанина «Алый парус на синей волне».
А. Вылегжанин видит в своих путешествиях метод исследования культуры. Её глубокое понимание рождается в эмоциональном переживании, возникающем в момент непосредственного наблюдения за действительностью. Путешествие в данном случае — средство самопознания через наблюдение единства природного и национально-культурного.
Идея путешествия по «серебряной реке» навеяна гриновским образом алых парусов: «хотелось воплотить в реальность его романтическую идею возможной рукотворности чуда, выраженную им литературным образом капитана Артура Грэя…, и построить… копию его галиота «Секрет» с полным морским парусным вооружением и пройти на ней остаток Вятки от Кирса, мимо Слободского, родного города Грина, мимо Кирова, с которым была связана его юность, — по всему нашему Вятскому краю» [4, с. 149]. А. Грин родился на Вятке и является подлинным «гением места». На родине писателя, в центре г. Слободского установлен Гриновский парус. Путешественник, журналист, писатель А. Вылегжанин пишет: «Бело-алая бетонная стела возвышается над Вяткой…, напоминая всякому, кто сюда приходит, о том, что в прозе жизни есть место романтике и мечте о несбыточном, которое возможно» [4, с. 154]. Полторы тысячи километров — такова общая длина водного пути, включившего себя восемнадцать районов Кировской области, территории Удмуртии и Татарстана. Картография путешествия развёртывается не только в географическом, но и в мифопоэтическом плане.
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
Начало пути, самая северная его точка — исток Вятки. Несмотря на неприглядность этого места, для путешественников оно овеяно особой тайной, ощущением избранности: «из миллиона вятчан, населявших и населяющих наш край и живших по берегам нашей Вятки, для многих кормилицы, реки родной и любимой, здесь побывали единицы, а в их числе и мы» [4, с. 151]. Вместе с тем северная окраина Вятской земли — «таёжный тупик неизвестно какого века». И далее, по северному отрезку пути, рождается традиционный образ российской глубинки, бездорожья.
Знаковая остановка — г. Слободской — родина А. Грина: «Этот наш поход по Вятке, — пишет А. Вылегжанин, — несёт в себе пусть маленькую, но всё же причастность к высоким идеалам его творчества» [4, с. 154]. Далее — Киров — «город на семи холмах», окрестности Котельнича — «кладбище доисторических животных». Советский район — «Вятская Швейцария», получивший такое название из-за уникального природного ландшафта.
Водный путь, таким образом, проходит как восхождение из диких, неосвоенных мест в цивилизованное пространство с богатой историко-культурной символикой. «Исторический водораздел» — места ниже Хлынова (г. Вятки, современного Кирова), колонизируемые в основном южанами — нижегородцами и жителями владимиро-суздальской земли. Опорным пунктом колонизации было с. Истобенское, где до сих пор ходят легенды о Павловском луге, дарованном в XVI в. помещику П.Я. Сухово за участие в войне против Казанского ханства Иваном Грозным. Мифы о Разбойном Боре повествуют о зверствах разбойников, грабивших купцов. Через малмыжские земли прошли отряды Е. Пугачёва. В устье Вятки, впадающей в Каму, по правому берегу есть овраг С. Разина, жители деревни Грахань называют себя «разинцами», но вместе с тем хранят предания о своём происхождении от татар, бежавших из разорённого Тамерланом г. Булгара. Так возник г. Мамадыш, а в устье Вятки поселился сын одного из татарских ханов — Гарай-хан. Места по югу Вятки связаны с событиями Октябрьского переворота. В с. Гоньба рассказывают о жестоком помещике Николае Граве, в 1917 г. он привёл сюда отряды Колчака; в Уржуме на пристани Цепочкино рассказывают о Сергее Кострикове-Кирове.
Особую привлекательность территориям проживания марийцев, татар, удмуртов придаёт национальная культура. Путешествие по Уржумскому району ознаменовано встречей с «королевой народа Мари» — артисткой марийского национального фольклорного ансамбля из деревни Тюм-Тюм. Граница Кировской области — место, где «уж нету карты» примечательна тем, что здесь сошлись границы трёх «государств»: Кировской области, Удмуртии и Татарстана. Окружающий пейзаж рождает поэтические ассоциации, и путешественник вспоминает строки поэта середины XIX в. Золотницкого:
«Нередко летнею порою
В вечерний час издалека
Вам представляется река
Широкой лентой голубою.
Вблизи блестит она стеклом,
Её течение видеть трудно,
Как бы заснула непробудно
Глубоким безмятежным сном.
Вода недвижна, не струится,
И в это зеркало глядится
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
Безоблачный небесный свод» [4, с. 162]
Мотив путешествия далеко не всегда проявлен в реальных путешествиях, связанных с историко-географической действительностью, но отражает духовный опыт писателя. Так, в творчестве вятского поэта и журналиста М. Коко (Коковихина)отразился традиционный мотив путешествия в ад. В его поэзии присутствует постмодернистская тенденция: с помощью цитат, иронии и игры с оригинальными текстами М. Коко строит виртуальные миры. В поэме по мотивам Данте, сохранившей идею путешествия, лирический герой, разочарованный в реальной жизни города, попадает в «рай» всемирной паутины:
«земную жизнь до дна исчерпав,
я потерялся в городах…
куда ведут нас ведутисты
обскурой камерой в канал…
вергилий с ликом билла гейтса
восстал из мёртвых и сказал
ползи всемирной паутиной
за мной мой френд товарищ брат… [11, с. 5].
Рай похож на муравейник и быстро разочаровывает героя, который оказывается в чистилище, а далее — ад: «вкусив утопии всемирной вернулся я в наш городок» [11, с. 13]. Наконец, повседневная суета, пороки постсоветского общества, бессмысленность работы газетного журналиста загоняют лирического героя в «подполье» сознания.
Таким образом, современные литературные путешествия представляют собой попытку ответить на вопросы, волнующие человека XXI века. Они связаны с проблемой отрыва человека от природного мира, его жизни в удушающей атмосфере мегаполиса, где возникает ощущение приближающейся гибели культуры. Путешественники, поэты, писатели, совершающие не только реальные, но и вымышленные путешествия, заново открывают или творят пространственные смыслы, они возвращаются к истокам национальной культуры, путешествуя по старинным дорогам первопроходцев, купцов, историческим местам народных волнений, таинственных событий, местам, где сохранилась первозданная природа. На современной карте мира не осталось белых пятен, однако современный путешественник по-прежнему чувствует себя первооткрывателем.
Список литературы:
Афанасьев И. На вятских перекатах // Вятские епархиальные ведомости — 1906 — № 36. — С. 1034—1042.
Балдин А. Месторождение Александра Пушкина [Электронный ресурс]. — Режим доступа. — URL: http://magazines.russ.ru/october/2002/2/bal.html(дата обращения: 26.09.2012).
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
Балдин П. Время нефти [Электронный ресурс]. — Режим доступа. — URL:magazines.russ.ru/october/2002/2/bal.html(дата обращения: 26.09.2012).
Вылегжанин А.Д. Из дальних странствий возвратясь — Котельнич, 2006. — 320 с.
Голованов В. Геопоэтика Кеннета Уайта [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://magazines.russ.ru/october/2002/4/publ.html (дата обращения: 21.07.2012).
Голованов В. Остров, или оправдание бессмысленных путешествий. М.: Вагриус, 2002. — 461 с.
Голованов В. Пространства и лабиринты. М.: Новое литературное обозрение, 2008 — 365 с.
Голованов В. Рассуждение о Волге [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: magazines.russ.ru/october/2002/2/bal.html(дата обращения: 21.07.2012) .
Замятина Н.Ю. Градоречие. География с коляской // Гуманитарная география: Научный и культурно-просветительский альманах. — Вып. 2. М.: Институт Наследия, 2005. — С. 494—504 [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: heritage-institute.ru›images/b/be/ GG2NZamGrad.pdf(дата обращения: 21.07.2012).
Зиник З.Две географии. Эссе [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.liter.net/geopoetics/zinik.html (дата обращения: 21.07.2012).
Коко М. Прощайте голуби. Киров, О — Краткое, 2010. — 50 с.
Крупин В. Лёгкие облака: книга о родине. Киров: О — Краткое, 2010. — 400 с.
Лиханов А.А. Собр. соч. в 4 т. — Т. 1. М.: Молодая гвардия, 1990. — 374 с.
Маракулин П.П. За окнами Дымково. Киров: О — Краткое, 2007. — 400 с.