Это значит, в каждой культуре есть понятие «человек, имеющий поведение или систему ценностей, отличную от других лиц своей общности». Но легко ли быть «белой вороной»? Сможете ли вы противостоять группе людей, которые высказывают чуждые вам суждения или противоречат вам? Ответить на этот вопрос не просто, но ясно одно – быть «белой вороной» нелегко. Можно ли сказать, что временами социальное давление настолько велико, что индивидуальные различия стираются? И если можно, то всегда ли плох этот, так называемый, конформизм?
Наука не дает ответа на этот вопрос, но мне представляется, что иногда конформизм полезен (если, например, мешает людям вести себя в общественных метах неподобающим образом), а иногда он играет отрицательную роль (когда кто-то под стать кому-то вступает в ряды расистов). Конечно, само слово «конформизм» может иметь негативную окраску. Помню, как обижались несколько моих знакомых, когда кто-то называл их конформистами. Почему они обижались? Потому что они воспитаны в западной индивидуалистической культуре, где синонимом конформизма является слово «уступчивость». Хотя, если задуматься, конформизм может быть явлением позитивным, когда он означает социальную восприимчивость, чуткость, способность к сотрудничеству и к работе в команде. Но это уже относится к проявлениям восточной культуры, где умение сотрудничать, идти «нога в ногу» является признаком самоконтроля и духовной зрелости.
Но что же такое конформизм, что можно считать проявлением конформизма? Можно ли назвать конформизмом тот факт, что вы, как и миллионы людей, любите чай? Или являетесь одним из тысяч болельщиков какого-то футбольного клуба? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно разобраться, останутся ли ваши убеждения и поведение неизменными вне группы. Если кроме вас, никому не нравится какой-то футбольный клуб, станете ли вы за него болеть? Если вы будете единственным болельщиком на стадионе, станете ли вы кричать, приветствуя свою команду? Проявлять конформность значит не только поступать так, как поступают другие, но и поддаваться влиянию других. Представьте, что вы — присяжный заседатель из голливудского фильма «12 разгневанных мужчин» или его ремейка «12» Никиты Михалкова. Вы не знаете, виноват подсудимый или нет. Смогли бы вы также, как герой Генри Фонда в первом фильме и как герой Сергея Маковецкого во втором, пойти против других 11 уважаемых, респектабельных людей, уверенных на сто процентов в виновности подсудимого, и попробовать доказать им, что последний невиновен?
В поисках ответов на все эти вопросы относительно конформизма, социальные психологи проводили множество экспериментов. В ходе этих экспериментов исследователи создают социальные мини-миры, имитирующие важные черты повседневного социального влияния. Первым из таких экспериментов был эксперимент со светящейся точкой Музафера Шерифа, которого интересовала сама принципиальная возможность экспериментального изучения такой проблемы, как формирование социальных норм. Целью эксперимента было выяснить, насколько люди внушаемы. В результате многие из участников действительно меняли свою точку зрения под влиянием двух других подставных участников эксперимента.
Последствия нашей внушаемости могут быть с одной стороны, весьма забавными (Подумайте, для чего во многих комедийных сериалах на заднем плане звучит записанный смех? Не для того ли, чтобы мы знали, когда смеяться и повторяли?) или нередко страшными. Когда я училась в школе, многие из моего окружения соотносили себя с какой-либо молодежной субкультурой. Очень популярной, например, была (и по-прежнему остается) субкультура «эмо». Одной из основных отличительных черт «эмо» является наклонность к депрессии, суициду. У представителей этой субкультуры даже есть интернет-сайты, где описываются способы покончить с собой. Благо в большинстве случаев до серьезных последствий дело не доходит, но известны случаи группового суицида «эмо»-подростков. Среди тех, кто пережил попытку суицида, находятся подростки, утверждающие, что сделали это «за компанию», не имея причин покончить с собой.
Следующей серией экспериментов, которая привлекла мое внимание, были эксперименты Соломона Аша, когда студентам необходимо было определить, какой из отрезков длиннее. При помощи подставных участников на студента оказывалось групповое давление, когда каждый из подставных участников высказывал мнение, противоположное мнению главного участника. В ходе экспериментов многие участники сталкивались с дилеммой: «Как мне узнать, кто прав: мои товарищи или мои собственные глаза?». В итоге 37 процентов ответов оказались «конформными». Это значит, что остальные 63 процента не проявили признаки конформизма. Но мнение самого Аша по поводу конформизма осталось недвусмысленным – он вызывал у него тревогу.
Некоторые из экспериментов, в частности, эксперименты С. Милгрэма и Ф. Зимбардо вызвали у меня двоякую реакцию. С одной стороны, меня удивили пугающие результаты, которые не могли не навести меня на мысль о том, а как бы повела себя я? С другой стороны, я не могла не обратить внимание на этическую сторону этих двух экспериментов. Я задалась вопросом, как и прежде социальные психологи – современники известных экспериментаторов, а не «заигрались» ли психологи-экспериментаторы сами, проводя эксперимент? Не переступили ли они черту, сами принуждая участников эксперимента выполнять свои приказы? Рассмотрим эти эксперименты подробнее.
Социальный психолог Стэнли Милгрэм, проводя свои эксперименты с током, постарался ответить на вопрос: «Подчинится ли человек приказу причинить вред другому?». Его эксперимент – изучение того, что происходит с людьми, когда приказы наделенных властью лиц расходятся с требованиями их собственной совести. Это самые знаменитые и одни из самых противоречивых экспериментов в истории социальной психологии. Покорность испытуемых встревожила Милгрэма, а методика, которой он воспользовался, взволновала многих социальных психологов с точки зрения этики. Сам Милгрэм, однако, считал «этическую противоречивость» чрезмерно преувеличенной и апеллировал к важности полученных им результатов. Милгрэм не только определил предел, до которого люди готовы следовать приказам наделенного властью человека, но и изучил условия, порождающие покорность. Он попытался найти факторы, влияющие на послушание:
1) Эмоциональная удаленность жертвы
Испытуемые менее всего сочувствовали «ученикам» тогда, когда не видели их сами и знали, что «ученики» их тоже не видят.
2) Присутствие «носителя власти» и его легитимность
Подчинение экспериментатору зависит также и от его физического присутствия. Когда Милгрэм командовал по телефону, количество полностью подчинившихся снизилось до 21% (хотя многие лгали и говорили, что подчиняются до конца). Но власть должна восприниматься как легитимная, то есть законная (помощнику экспериментатора подчинялись уже не так охотно, либо вообще не подчинялись)
3) Институциональность власти
Нужна помощь в написании эссе?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Наша система гарантирует сдачу работы к сроку без плагиата. Правки вносим бесплатно.
Многие испытуемые признавались: если бы не репутация Йельского Университета, они ни за что бы не стали подчиняться.
4) Раскрепощающее влияние тех, кто не подчинился
Милгрэм провел эксперимент, в котором «учителю» помогали 2 «помощника». Когда в ходе эксперимента они оба отказались подчиняться экспериментатору, тот велел настоящему испытуемому действовать в одиночку. Он повиновался? НЕТ.
Стэнли Милгрэм задумал этот эксперимент, стараясь понять ужасы и проявления жестокости Второй мировой войны: «Самый важный урок, который можно извлечь из наших исследований, заключается в том, что самые обычные люди, всего лишь выполняющие свою работу и не наделенные какой-то особой злокозненностью, могут стать орудием в ужасающе деструктивном процессе» (С. Милгрэм).
Теперь поговорим о тюремном эксперименте Филиппа Зимбардо. Надо признать, что этот эксперимент — самый запоминающийся из всех, самый жестокий, самый резонансный, если принять во внимание, сколько документальных (стоит только зайти на портал TED или YouTube и набрать «Филипп Зимбардо») и художественных («Эскперимент», «Эксперимент 2: Волна», Германия) фильмов создано на его основе. Итак, чтобы лучше понять влияние тюремных условий «как таковых» в 1971 году факультетом психологии Стенфордского университета – крупнейшего гуманитарного университета США, — был проведен эксперимент, в ходе которого двадцать специально отобранных самых «средних» и «нормальных» добровольцев 25-30 лет были помещены в искусственно созданные тюремные условия. Их случайным образом разделили на два «лагеря»: заключенные и охранники. Под «тюрьму» был переоборудован один из небольших коридоров Университета. Эксперимент пришлось прекратить на 5 день, поскольку, по сути, он вышел из-под контроля, у нескольких человек случился нервный срыв, были налицо деформация личности (жестокость у «охранников», подавленность у «заключенных»), а экспериментатор Зимбардо – этого не увидел. Можно ли сказать, что он и сам «вжился в роль» начальника тюрьмы? Вполне возможно. Сам Зимбардо напишет потом: «Страшно подумать, что если наша «Стенфордская тюрьма» смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих «обитателей», то что же в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие (…)? Вот письмо, которое я получил от одного заключенного вскоре после публикации статьи об эксперименте: «Я был недавно переведен на другой режим после 37 месяцев одиночного заключения. У меня был «молчаливый» режим и даже если я пытался шепотом заговорить с парнем из соседней камеры, меня били, травили газом и бросали в узкую щелеобразную камеру, голого, спать на бетонном полу, не позволяя даже сходить в туалет.. Я знаю, что воровство должно быть наказуемо и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда-нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я «перевоспитался», просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело». Итак, что же это? Вживание в роль, проявление конформизма, когда твои охранники-сотрудники унижают заключенного, а ты вопреки своей совести поступаешь также или молчишь? Почему так происходит? Кто эти люди? Мы такие же, как они?
Все эти эксперименты, безусловно, многое показывают, благодаря ним можно сделать много выводов. Но я задалась вопросом, можно ли результаты проецировать на реальную жизнь? Ведь экспериментальная обстановка не сравнится с условиями реальной жизни. Можно ли говорить, пусть и условно, пусть и с оговорками, что все люди мира поведут себя так же, как и участники эксперимента? Да, это статистика, да, есть определенные погрешности, но что значит выборка из нескольких (пусть даже сотен!) человек? Люди же по той или иной причине соглашаются на участие в эксперименте: кто-то за деньги, кто-то ради науки, кто-то из-за живого интереса. Значит, это уже не обычные люди, не среднестатистический человек в обычных нестрессовых жизненных условиях, это априори люди, готовые на эксперимент, знающие, что это не реальная жизнь, что это в какой-то мере игра. Хотя есть одна группа испытуемых, где участники, возможно, не вполне понимают, что являются частью эксперимента. Это, конечно, дети. Мне на память пришел документальный фильм, который я посмотрела год назад. Это фильм 1971 года режиссера Феликса Соболева. В нем показаны и описаны эксперименты психолога Валерии Мухиной. Особенно меня удивили опыты с черными и белыми пирамидками и, особенно, с соленой кашей. Каша в тарелке на три четверти посыпана сахаром, а один участок сильно пересолен. Детям по очереди дают попробовать кашу с одной и той же тарелки и спрашивают, какая она на вкус. Первым трём достаётся сладкие части, и они искренне говорят, что каша сладкая. Четвёртому ребёнку (испытуемому) достаётся пересоленный кусок. Несмотря на это, большинство из испытуемых заявляют, что каша всё равно сладкая. При этом многие из них, активно отказываются от ещё одной ложки такой «сладкой» каши. На мой взгляд, это наиболее «честный» или правдивый эксперимент из всех, которые я описала в этом эссе, поскольку дети не знают, что участвуют в эксперименте, им не платят за это деньги, их не интересует наука – они просто проживают это время, пока за ними наблюдают, а значит, ведут себя естественно.
Теперь встает вопрос, кто подвержен конформизму? Результаты тестирования с использованием ряда тестов дают возможность прогнозировать склонность к конформизму. Предрасположенность к конформизму – универсальное качество всех людей без исключения. Но восприимчивость к социальному влиянию у представителей разных культур разная.
Можно ли сопротивляться социальному давлению? Разумеется, ведь мы не марионетки. Когда давление чрезмерно, в нас просыпается дух свободы, и мы реагируем. Мы не чувствуем себя комфортно в роли «белой вороны», но и не хотим быть как все. Поэтому мы ведем себя так, чтобы сохранить ощущение уникальности своей личности. Но именно будучи членом какой-либо группы, мы острее всего осознаем свое отличие от других. Следовательно, мы как личности должны стремиться к балансу между независимостью и привязанностью к другим людям, между индивидуальностью и социальной идентичностью.
При написании эссе был использован учебник Д. Майерса «Социальная психология», СПб, 2006, материалы фильма «Я и другие», 1971